39 лет без Ильича

В этот день 39 лет назад граждане СССР пребывали в недоумении. Настроив телевизоры на долгожданный концерт ко Дню милиции, который традиционно транслировался 10 ноября и привлекал разнообразием интересных номеров, мы вынуждены были лицезреть «Лебединое озеро».

Вразумительного ответа по поводу отсутствия на экранах любимых звёзд, народных да заслуженных, не могли дать ни радио, ни соседи, ни родственники со знакомыми. Однако всем по многолетнему опыту жизни в стране Советов было понятно, что произошло нечто экстраординарное и нехорошее.

Позвонившая в мою дверь соседка Галя держала в руках огромную сумку, чуть ли не чемодан.

— Собирайся, — строго велела она, — Одевайся потеплее и бери тару побольше. В магазинах и так ничего толком не купишь, а дальше, скорее всего, там вообще будут голые полки. Хоть что-то прихватим — соль, сахар, плавленые сырки...

— Да что случилось-то?

— Поди у них узнай, но явно раз концерт отменили, что-то произошло. Помер кто-то из «небожителей» или, не дай бог, война.

Я схватила кошёлку, напялила пальто, и тут заорал телефон. Муж, имевший непосредственное отношение к дню милиции по долгу службы, загадочным тоном скомандовал, чтобы я срочно что-нибудь где-нибудь прикупила.

— В чём дело-то? — попыталась я прояснить ситуацию.

— Служебная тайна, — отрезал муж и положил трубку.

Таких умных, как мы с Галей, в ближайшие магазины уже набежало немало. Наша добыча составила шесть килограммовых пачек соли, по два кило развесного сахара-песка, спички, с десяток банок кильки в томате, хлеб, леденцы и, конечно же, спрогнозированные соседкой плавленые сырки. Ещё повезло прикупить ячейку яиц. Долгое лихолетье с таким продуктовым набором пережить было бы сложно, но при наличии в подвалах нашей хрущовки запасов картошки, свёклы, морковки, всяких солений-варений с голоду мы бы точно не померли.

Едва мы успели втащить неподъёмные сумки на второй этаж, появился муж, с порога заявивший, что он — на секунду что-нибудь перехватить. Взяв с меня чуть ли не клятву о неразглашении государственной тайны, сообщил шёпотом: «Брежнев умер.»

— Батюшки мои, — подумала я. — Спасибо Галке, что она подбила меня запасы сделать. Как же мы теперь без «радетеля демократии», так иронично называл Леонида Ильича мой отец, жить-то будем!..

Потом была чуть ли не неделя великой скорби, а вскоре хоронили следующего генсека, а потом ещё одного. На прилавках города-героя в «пятилетку пышных похорон», как окрестил народ этот догорбачёвский период, было пустовато, с экранов телевизоров лились симфонии, туляки, как и при Брежневе, по выходным дням осаждали электрички на Москву для походов по столичным магазинам. А в будни народ, как и раньше, работал, причём, работал как должно, а не абы как, растил детей, обихаживал дачи-огороды — в общем, боролся за существование. А затем грянула перестройка с антиалкогольной кампанией, талоны на всё подряд вплоть до серых макарон. И дорогого Леонида Ильича уже стали вспоминать действительно как отца демократии. Только уже без иронии.

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости