Тульские метки
08 декабря 2017 00:00
(«Это было в „Молодом коммунаре“) Анатолий САНЖАРОВСКИЙ. Газетный детективный роман.
(Продолжение. Начало в № 69)
9 декабря
После обеда Волков собрал редколлегию:
— Товарищи! Я был у Малинина (В. И. Малинин — первый секретарь Тульского обкома комсомола.— Ред. ). Он ругал меня матом, топал ногами и кричал, что я выпускаю буржуазную газету. Одиннадцатого — бюро. Меня будут слушать. Я подал заявление об уходе.
У всех глаза полезли на лоб. Стали уговаривать забрать заявление обратно.
— Мы вас поддержим. Бороться будем! — вскинул кулаки Петухов.
— Вы нас устраиваете как редактор,— сказала Носкова.— И мы всей редакцией пойдём на бюро! Встанем за вас горой!
Евгений Павлович попрощался и поехал с
Красавец Володя Кузнецов дал на дорожку свой генеральный совет:
— А я бы построил всё иначе. Вход на концерт, конечно, свободный. Но выход… Поставил бы у выхода крепкого парня в пилотке и с автоматом, пускай и муляжным. Слушал концерт — подпишись на нашу газету! Иначе выхода тебе не будет!
Шеф рассмеялся:
— Нет, Володя! Под дулом автомата человека не заставишь читать газету. Надо делать её интересной, тогда читатель подпишется на неё и без автомата.
Заместитель редактора Северухина продолжала распускать пары:
— Бить надо фактами. Доказать, что газета не буржуазная. Все завы отделами должны приготовить выписки. Сделано
11 декабря
Было бамбуковое бюро.
На ковёр кликнули всех наших завов отделами.
Второй секретарь Лев Коновалов
— Вы не кричите на нашего редактора! — выступила первой Люся Носкова.— Вам никто на это не давал права.
Она говорила — вся горела. Столько искреннего гнева было в её тоне, в её словах.
После трёхчасовой чумовой молотилки я пошёл с нею в столовую и оплатил её обед за идейное выступление.
Битый Конищев твердил:
— Мы стараемся тоньше вести идеологию. Учимся у западных журналистов.
Северухина:
— Нынешние недостатки — болезни роста, а не падение редакции. Не говорите с нами, как с не умеющими делать газету. Вы смотрите на нас, как на людей третьесортных. Случай позавчерашний в обкомовской столовой. Ваш работник сказал: «Что это редакция сегодня лезет вперёд?» И уже вчера редакцию стали пускать в 13.30, а обком комсомола — в тринадцать.
Редакция осталась при своём мнении, а обком — при своём.
Это задело Малинина:
— Вы не признаёте авторитетов.
Коновалов:
— У вас много новичков. Невоспитанные… Не здороваются. Им же, наверное, говорили, что есть секретари. Пусть мы с ними не знакомились, но они должны нас знать!
Вот только
Сам Коновалов приличный шкурник. Окончил пединститут. Послали в Щекино в газету. За тупость через неделю выперли. Поехал учительствовать в Товарково. Вёл черчение. Позвал дружок из обкома. Бросил коновал без учителя школу, сбежал на тёплое местечко в обкоме.
17 декабря
Сегодня на летучке завопили, что в газете уйма орфографических ошибок.
Северухина:
— Наша газета — рассадник, питомник безграмотности!
— А для чего у нас корректора? — возражает Волков.— На то и корректора, чтоб ошибки ловить. Они за это деньги получают. Хотя… Своей тут вины я не снимаю. Я ведь, товарищи, сам неграмотный. Серьёзно. Я не рисуюсь.
Он говорил правду.
Он дал свой заголовок моей статье и написал при мне на моём столе: «Есть в Генуи могила». И вот так выглядела шапка в его редакции: «От Москвы до самых до окрайны».
Безграмотности — бой!
Под таким девизом провели отдельную редколлегию. Но на ней Волкова не было.
Северухина:
— Шеф тут для нас никто. Сами…
Интересно, как Волков оказался в собкорах «Комсомолки»?
18 декабря
Председателю сельсовета выговаривает парторг:
— Как ты мог нарушить важную статью? У тебя,— хватает со стола председателя книгу «450 ответов по советскому законодательству» и трясёт ею над головой,— у тебя такая книжища лежит перед носом! А ты! …
— Да разве все разъяснения упомнишь? Их четыреста пятьдесят. А я один! Упомни тут!
19 декабря
У Яна Пенькова шикарно ободран нос.
— Понимаешь, старик,— жалуется он мне,— у меня с перепою руки дрожат. Вчера пять бутылок вермута один выхлестнул, не емши. Грызли у Шакалиниса
— И по какому случаю был устроен разгуляй?
— По случаю понедельника. В отместку за трезвое воскресенье…
Шеф кликнул к себе в кабинет:
— Вам, Толя, предстоит побыть Цицероном на тридцать минут. Выступите завтра в Суворове на читательской конференции. Поедете с Крамовым.
— Ладно.
К вечеру в редакции прорезается Шакалинис и сразу ко мне:
— Толя, добрый человек…
Сейчас будет просить денег на выпивку.
Не дослушав его, спрашиваю:
— Когда отдашь?
— Завтра, Толя.
Даю ему рубль.
Он устало усмехается:
— Толя больше своей нормы не даёт…
— Не для дела же…
— Правильно, Толя.
Фотограф Зорин сбегал на угол. Загудел гульбарий…
23 декабря
Крамов уехал один в Суворов.
Я остался. Дежурю по номеру.
Стряслось ЧП.
Ужас…
Северухиной весь день не было.
А раньше ей подстроили… Написала она на конверте адрес матери. Оставила на столе.
Вечером я в типографии. У цензора.
В приоткрытую дверь заглянул ответственный секретарь Володя Павленко:
— Иди сюда… Дай… Общество,— кивает на стоявших за спиной готовеньких Шакалиниса и Михневича,— просит.
Я вышел в коридор и говорю Шакалинису:
— Юр! Я ж вчера тебе давал. Принёс долг?
—
Через десять минут троица с гоготом играла горниста в коридоре, заедая мутное вино неочищенной ливерной колбасой и ломтём позапрошлогоднего хлеба — валялся на подоконнике.
Я купил кефира, хлеба и домой.
Нюрка пишет заявление. Просит прописать меня у себя и улыбается:
— Живи. Ты хороший. А без тебя скучно. Я б могла милиционера Гришку привести. Думаешь, я нравлюсь только милиционеру? Меня сам начальник обнимал! Вот! Коты эти мужики…
(Продолжение следует. )