Константин Райкин: Сцена — кузница мастерства, а экран — кузница денег

Народный артист России Константин Райкин и студенты его Высшей школы сценических искусств выступили в доме культуры «Ясная Поляна».

В спектакле «Про животных и людей» перед зрителями предстали ламы, лори, черепахи, верблюды — «животные» в актёрском исполнении студентов второго курса ВШСИ. Затем их сменили смешные, трогательные и пронзительные «люди». Вторая часть студенческого представления состояла из музыкальных пародий. Зрителям продемонстрировали музыкальные наблюдения за Гариком Сукачевым, Димой Биланом, Леонидом Утесовым, группой «Король и Шут» и другими.

Сам К. Райкин представил в Ясной Поляне поэтический моноспектакль «Над балаганом — небо!». По словам артиста, это высокая поэзия, пропущенная через сердце.

После спектакля Константин Аркадьевич пообщался с тульскими журналистами.

Не служба, а служение

— Ясная Поляна — это такое место, которое само выбирает, кого ему подпитывать. Мне кажется, Ясная Поляна меня выбрала. Наверное, я это заслужил. То, как люди ходят по музею Толстого, весьма показательно, и я собираюсь внимательно наблюдать за своими учениками, которым предстоит побывать в доме великого писателя. Для меня это очень важно: ведь есть целая наука о восприятии. С одним своим курсом после такой экскурсии я поссорился. Мне не понравилось, как они её восприняли.

— Охарактеризуйте уровень подготовки студентов в ВШСИ.

— Выпускники школ и раньше в большинстве своём были тёмными, а про сегодняшних могу сказать: они только что слезли с дерева. Я не просто так говорю, поверьте, при том, что это — замечательные ребята. А институт для них — социальный, интеллектуальный и духовный лифт, и за четыре года учёбы они разительно меняются. Я заставляю их каждую неделю писать сочинения: описывать свои впечатления. Сначала они это делают косноязычно, ведь весь их лексикон состоит из мата с междометиями. Но без сочинения они не допускаются к занятиям, поэтому пишут — коряво, вымученно, а потом втягиваются, привыкают. А я добиваюсь, чтобы после окончания ВШСИ мои ученики не службой бы занимались, но — служением, что удаётся, хотя и не всем. И посещение Ясной Поляны, особого места, словно освященного пребыванием здесь гения Толстого, им полезно.

— Вы сам посещаете не только Ясную, но и Поленово…

— Моё знакомство с Наталией Николаевной Грамолиной — одно из счастливых приобретений в жизни, во втором её акте, как говорят. И я открыл для себя эту усадьбу, и теперь люблю про неё рассказывать: есть у меня целые легенды про Поленово. Мои студенты там уже выступали, и есть договоренность, что ещё приедем и привезём новую программу.

— Вы строгий педагог?

— Конечно! Я же их для себя готовлю, хотя всё может быть: кто-то выберет другой театр или кого-то я выгоню, увидев, что это человек другой группы крови. Конечно, это сразу не поймёшь, даже после пяти туров, которые проходят абитуриенты в Высшей школе сценических искусств. Бедняги, это — такой марафон! Но эта работа требует, как я понимаю, определённых человеческих качеств. Хотя почти все, кого я выгоняю, устраиваются в другой театральный вуз и становятся потом известными артистами, которые успешно снимаются в кино, в сериалах.

Главное в жизни — театр

— Но у вас главный акцент делается на театр?

— На театр! Это вообще единственное место работы для артиста, и киноактёр должен иметь порт приписки в театре обязательно. Потому что кино — потребительский вид искусства по отношению к нашей профессии. Ты там ничему не научаешься, там лишь потребляют то, что ты уже имеешь, и времени для поиска нет. А вот сцена — это кузница мастерства, тогда как экран — кузница денег и славы. Я очень трезво всё оцениваю, понимая, что и как происходит, и не считаю кино или телевидение враждебными видами.

— Что сейчас происходит в «Сатириконе»?

— Мы репетируем очень любопытную американскую пьесу Кристофера Дюранга — про заокеанскую семью, где родители (которых нет на сцене) проделали со своими детьми любопытный эксперимент: назвали их всех русскими, «чеховскими» именами. Поскольку предки — учителя, и занимались в самодеятельном театре, ставя пьесы Антона Павловича. Пьеса называется «Ваня, и Соня, и Маша, и гвоздь». Там есть ситуации, напоминающие «Чайку», «Вишнёвый сад», там чеховские цитаты — вот такая любопытная история, не знаю, что у нас получится…

И тут главная сложность: у нас же ремонт, а мы гастролируем, меняем адреса, и эта история длится уже два сезона. Но публика всё равно приходит — есть потребность в театре. И я радуюсь этим людям, это главная составляющая в том, что меня вдохновляет,— театральные зрители.

— А вы от кино совсем уже отошли? Ведь большинство зрителей знает вас именно по киноролям.

— Главным в моей жизни всегда был и остается театр. Но в молодости было интересно попробовать себя в другом жанре, и, естественно, увлекался, особенно когда встречался с хорошим режиссёром, талантливыми коллегами. Но слава, известность не могут быть целями даже для молодого и ещё инфантильного человека, если он хочет серьёзной работы.

Я как-то приезжал в Ярославский театральный институт на вступительные экзамены, и там журналистка провела опрос абитуриентов, всем задавая один и тот же вопрос: «Почему вы хотите быть артистом?» И все как один ответили: «Потому, что хотим быть знаменитыми и богатыми». И тогда она спросила у меня, что с ними делать. Я ответил: «Однозначно — не брать!» Если нет лицедейства, в театр допускать нельзя.

Вот что такое — «жизнь удалась»!

— Как вы проводите отпуск?

— Обычно он приходится на август, я еду в Италию, как правило — в Венецию, у меня личные отношения с этим городом.

— Ну конечно, ведь приключения Труффальдино происходили в Венеции…

— Не поэтому. Во время работы над фильмом мы никуда не выезжали, все снималось в России. Но вообще, я с института играл итальянцев: поскольку я — еврей, а в те времена с такой неявно ближневосточной, но и не с конопляной славянской внешностью я мог изобразить только жителей Адриатики — это был единственный путь советского артиста. Поскольку евреев играли русские — к примеру, Михаил Александрович Ульянов прекрасно сыграл Тевье-молочника.

Но Италия меня влечет, поскольку это очень театральная страна, а Венеция — это город искусства, в котором постоянно происходят творческие процессы. Из-за него у меня вышло несколько спектаклей: этот город что-то подсказал, недаром я говорю, что у нас личные отношения — тут я точно знаю, что Венеция меня выбрала, и это взаимная тяга.

Ещё езжу в Карловы Вары, подлечиваюсь, пью водичку. Раньше это был русский город, теперь он — другой, немецкий и всё такое… Вообще, я люблю возвращаться в прежние места, перечитывать знакомые книги. А моя жена любит новые впечатления, встречи и, проклиная всё на свете, едет со мной вновь в надоевшую ей Венецию.

— Со сцены вы сказали, что молоды душой. И вы прекрасно выглядите: в чём секрет?

— Я абсолютно не понимаю, в чём тут дело, и никаких советов по этому поводу давать не могу. Можно пафосно восклицать: «Надо любить своё дело!» Но ведь есть и те, кто любит своё дело и выглядит, как рухлядь — и что? …

Наверное, генотип. Кроме папы, который всю жизнь боролся с сердечным недугом, у меня в роду все были очень здоровые люди: мой прадед умер в 96 лет, упав со стола, на котором он танцевал на чьей-то свадьбе. Это называется: жизнь удалась!

— Что вы пожелаете поклонникам?

— Я сегодня во время спектакля говорил, что самые тяжёлые времена изобилуют поводами для счастья. Но счастье — это не станция назначения, а способ, чтобы путешествовать. И умение быть счастливыми — в нас самих, что очень важно!

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости