Приказано: выстоять-7

Отрывок из книги одного из руководителей обороны Тулы и партизанских операций в годы Великой Отечественной войны, командира Тульского рабочего полка, Героя Российской Федерации (посмертно) генерал-майора Анатолия Петровича Горшкова.

(Продолжение. Начало в № 71. )

Сосонкин кричал что-то в трубку, и разрывы заплясали в гуще танков и бронемашин.

— Разворошили змеюшник,— сказал Елисеев, спрыгивая в окоп.— Сейчас полезут.

И действительно, артобстрел словно послужил сигналом к атаке. Танки, разворачиваясь веером, набирая скорость, покатили вниз.

— Пусть перемычку прикроют! — крикнул я Сосонкину.

Разрывы переместились вниз, в лощину, к самому противотанковому рву. Одна из стальных коробок, набрав скорость, вдруг въехала в разрыв тяжелого снаряда, и, когда дым рассеялся, мы увидели танк со сбитыми гусеницами и съехавшей набок башней.

— Есть один! — закричал Елисеев.— Порадуй, начштаба, бога войны!

Разрывы гремели все чаще, но танки лезли и лезли вперед, совершая немыслимые зигзаги. Было что-то фантастическое и ужасное в этом поединке артиллерии и танков.

Я не ошибся в своем предположении. Нащупав брешь в противотанковом рву, танки рвались именно туда, они прошли заградительный огонь дальнобойной артиллерии, и теперь артиллеристы были бессильны. Четыре танка остались стоять, два пылали высокими чадящими факелами, несколько бронетранспортеров были разворочены, перевернуты. И все же основные силы фашистам удалось сохранить. Танки один за другим проходили вдоль рва, круто разворачивались и размеренно и неотвратимо втискивались на перемычку, разбрасывая грязь и брызги воды, преодолевая ее, и снова расходились вдоль рва, только теперь уже на позициях нашего полка.

— Наш черед, Петрович, да?

Оглянулся. Это спросил Ховаев.

— Нет, Женя,— сказал я.— Теперь очередь Ведерникова и Хохлова. А вам еще надо ждать.

Танки прорвали оборону в нескольких местах. Я видел, как то здесь, то там возникали облачка дыма — ПТР били по танкам. Бронебойные пули высекали синие искры на броне, а машины с крестами шли и шли. Уже больше десятка танков хозяйничали на позициях второго батальона, но бойцы держались каким-то чудом.

— Пехоту отсекли! Отсекли пехоту! — радовался Елисеев.— Ай да Ведерников! Умница!

Да, второму батальону удалось отсечь пехоту и, оставив танки на попечение пэтэ-эровцев и истребителей, удерживать позиции. Фашисты залегли, часть из них короткими перебежками, пятясь, уходили за ров.

— Связного из второго батальона ко мне! — приказал я и набросал несколько строк на листке из блокнота.— Здесь приказ о контратаке. Пусть поднимает бойцов Ведерников. Нужна контратака! Тогда отойдут и танки. Понял?

— Так точно,— козырнул связной и, перевалившись через бруствер, побежал.

Ровно, расчетливо били наши станковые пулеметы. Мотоциклы, сунувшиеся было вслед за танками, начали уходить назад. Два перевернулись и горели.

— Петрович, я к тебе,— услышал знакомый тихий голос Потапова — начштаба третьего батальона. Ни Елисеева, ни Хохлова рядом не было.

— Что тебе, Семен Илларионович? Только быстро,— я поднял бинокль. Танки без поддержки пехоты потеряли наступательный пыл. Это было видно по их бесцельному ползанию в расположении второго батальона. Два горели, и по тому, как они горели, я понял, что их подожгли бутылками с горючей смесью.

— Второй взвод просится в бой, ничего не могу сделать,— сказал Потапов.— Послали к тебе за разрешением.

Я посмотрел на Потапова. Тот виновато переминался с ноги на ногу.

— Ну, как ты тут? — спрыгнув в траншею, спросил Агеев.

— Вот, полюбуйся, Григорий Антонович, Потапов с ультиматумом пришел. От второго взвода. В бой хотят.

— Это хорошо, что хотят, но пускать их туда пока нельзя. Верно я думаю, Семен Илларионович?

Агеев в упор посмотрел на Потапова. Тот молчал, но видно было, что не согласен с нами.

— Верно,— рубанул воздух рукой Агеев.— Видишь, что внизу делается? Думаешь, на вашу долю драки не достанется? Нам ваш батальон нужен, чтобы жахнуть можно было фашиста, да покрепче. Понял?

— Понял,— сказал Потапов.

— Ну то-то же. Иди и людям объясни. Коммунисты тебя поддержат.

Потапов ушел. Агеев попросил воды и, когда принесли в траншею ведро, долго пил. Я отвел его в сторону. Он закурил.

— Что думаешь, Григорий Антонович?

— Плохо дело, Петрович. Нащупали перемычку, будут теперь по ней, как тараканы по сахарной дорожке, переть. Я их породу хорошо знаю. Была бы ночь, заминировали бы… Придется на одно надеяться — на людей. Хватит ума — удержимся, не хватит… Думать об этом не хочу. Должно хватить. Пойду опять туда, Петрович. А ты уж здесь пригляди.

— А может, ты здесь останешься, Антоныч?

— Нет, Толя, нет,— Агеев долгим взглядом посмотрел мне в глаза.— Каждый должен делать свое дело. Учить тебя не буду, но все же прошу: бойцов береги. Сегодня и так многих недосчитаемся.

«Что же он тянет?» — думал я о Ведерникове. Уже четыре танка горели на позициях второго батальона, остальные начинали пятиться назад. И в это время из траншеи стали вылезать люди и медленно бежать вперед, к противотанковому рву. «А-а-а»,— донеслось до нас. Эту контратаку трудно было назвать контратакой по всем правилам боя, но и она принесла свои результаты. Удалось выбить противника за пределы рва. Пехота отошла, а за ней откатились и танки.

— Товарищ командир, к вам,— позвал меня Аникушин. Я оглянулся. Невысокий плотный человек стоял напротив. Сильный кашель вдруг согнул его.

— Афанасий Щедров,— сказал он наконец. Потом, не торопясь, расстегнул пиджак и достал партийный билет.— Вот мой партбилет. Лежал больной, но услышал стрельбу и понял, что городу угрожает опасность. Мое место здесь,— глухой кашель снова прервал его.— Прошу дать винтовку. Пойду бить фашистов.

Я помолчал. Вновь начался минометный обстрел.

— Аникушин! — позвал я. Тот подошел.— Есть у нас здесь оружие?

— Есть, Анатолий Петрович.

— Дай товарищу Щедрову винтовку, патроны и направь к Елисееву.

Я протянул руку Щедрову:

— Желаю удачи. Да под пули зря не лезьте.

Я глянул на часы: 12.36. И не поверил. Казалось, что день должен подходить к концу. А еще только полдень.

— Сколько на твоих, Леша? — спросил я Аникушина.

— 12.39.

— Думал, больше. Попроси: пусть свяжутся с Бондаренко. Теперь можно и им вступать…

Хохлов грохнул дверью так, что затряслась будка. Подошел к столу и бросил клочок бумаги.

— Что это? — показал он на бумажку пистолетом, который держал в руке.

Я исподлобья глянул на комбата — так со мной никто еще не разговаривал. И тут же забыл об обиде. Школьный лист из тетради, неровные карандашные строчки: «Товарищи! Друзья! Обстановка осложнилась. Приказываю всем отойти на Венев. Порядок отхода: первый батальон, за ним — второй. Командир полка А. Горшков».

— Где взял?

— Ваш связной принес.

— Пошли,— кивнул я Хохлову.

В бомбоубежище построил связных.

— Кто из них? — повернулся я к Хохлову.— Здесь все семь человек,— и вытащил свой ТТ.

Хохлов медленно прошел вдоль строя, вглядываясь в лица.

— Его здесь нет.

— Свободны, товарищи,— сказал связным. Мы с Хохловым вернулись на КП. Пистолет я вогнал назад в кобуру.

— Аникушин, Марухин, Сосонкин,— называл я фамилии всех, кто был на командном пункте.— Идите в батальоны. Записка фальшивая. Надо поймать того, кто ее принес. Могут быть и другие.

Я оказался прав. Шесть записок бродили по позициям полка. Никто с места не тронулся, но собираться было начали. Ушла лишь санчасть. Догнали наших санитарок в совхозе «Медвенки». Они вернулись. Однако автора этого провокаторского приказа в тот день мы не обнаружили. Я приказал усилить бдительность.

(Продолжение следует. )

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости