«Блин, ёшкин кот, ребята-демократы!!»

— это почти весь скромный русский словарный запас подданного Королевства Нидерландов. И он его от души употребил, когда увидел, что осталось от его «четверки», застрявшей в овраге под Белевом и на день там оставленной. Впрочем, голландец к чему-то такому морально был готов, ибо представлял, куда попал — русская супруга рассказывала. В конце концов, сняли только колеса, аккумулятор, генератор и выкрутили лампочки из фар. Главное, кузов и двигатель ребята-демократы оставили…

История для тульской глуши удивительная, а для нынешнего информационного открытого мира — вполне себе обычная. Жил в заброшенной белевской деревне пенсионер, и был у него ноутбук с выходом в интернет (оказывается, если флешку-модем задрать повыше, на форточку, то все работает, хоть и медленно). Познакомился в Сети пенсионер с молодой парой: она — русская, он — голландец. Обитатель глухой деревни живописал свой быт вдали от мирской суеты, а пара поделилась сокровенным желанием — мол, тоже очень хотим вот так, чтоб не было никого вокруг, и бытовых условий никаких не надо, сами все устроим. 

Понятно, что пенсионер наш, если уж догадался флешку на форточку повесить,— человек цивилизованный и с понятием. Поэтому он не удивился желанию молодой интернациональной пары добровольно забраться туда, где никакой Макар уже давно никого не пасет. Ну хотят люди побыть наедине с собой и с природой, попутно облагородив фрагмент окружающего пространства,— почему бы и нет, нормальное желание. И пригласил их к себе. Те оказались легки на подъем и недавно прибыли. И стало в деревне, которую не на каждой карте найдешь, уже три отшельника…

Затерянный мир

Наша редакционная «Шкода» смогла проехать по этой дороге около километра и встала, потому что она не танк и не трактор. Впереди зиял овраг с уклоном градусов в 45 и с ручьем в ложбине. Но нас тут ждали. Возле брода — вернее, рукотворной плотины, накануне разрушенной дождевой водой,— стояла замызганная, но не ставшая от этого хуже боевая карбюраторная «Нива» с правильными (не хлипкими турецкими) цепями на колесах. Водитель был под стать машине: весь седой, но сразу видно, что надежный. Поджарый, стремительный в движениях, ни грамма лишнего жира, здоровый цвет лица, трудовые руки с ветвящимися крупными венами, белозубая открытая улыбка — Хемингуэй, только без бороды, живота и трубки. Когда он потом сообщил, что ему уже 77, мы сильно удивились.

— Вы не смотрите, что овраг, он проезжаемый,— заверил, крепко пожав руку, Лев Николаевич Аксенов (так зовут нашего отшельника).— Вон и Марк (это голландец) ехал нормально, но по оврагам, видно, опыта нет у него, газа мало дал и застрял…

Возле ручья на кирпичах, подложенных под диски, стояла разутая «четверка».

— Я ему говорю: Марк, давай я колеса привезу другие, поставим и тросом оттащим к нам в деревню. А он уперся: нет, мол, сам. Да какой «сам» — с нее же, кроме колес, и аккумулятор с генератором сняли, и даже лампочки из фар выкрутили. Что за люди… Он, наивный, в деревне на трассе кому-то сказал, что застрял и машину бросил. У нас нельзя никому такое рассказывать, но голландцу откуда было знать об этом. Теперь знает… Ну, едем ко мне,— Лев Николаевич пригласил в «Ниву».

Дальнейшее к слову «едем» подходило мало: отечественный внедорожник на пониженной передаче и на первой-второй скорости пополз по жиже в глубокой колее, отчаянно гремя кандалами на колесах.

— Дорогу я стараюсь поддерживать, кирпича битого подсыпаю кое-где. Уж чего-чего, а кирпича полно: одни развалины кругом. Зимой на снегоходе на большую землю добираюсь. А вообще, когда сухо, я тут на «семерке» летаю,— сообщил водитель, сноровисто выруливая из вязкого бучила в другую колею, чуть помельче. «Нива» от маневра застонала, исходя дрожью, словно бетономешалка на максимальных оборотах, и выплюнула вбок фонтан черной грязи. Мы вежливо кивнули: ну, как бы — да, конечно, верим. Промелькнула мысль: если толкать, надо штаны снимать, тут минимум по колено. Но — обошлось.

Деревня за одичалым полем возникла внезапно. Вернее, то, что от нее осталось. Когда-то здесь было домов двадцать. Местами из глухой травы торчат стены, на некоторых сохранилась крыша. Что всегда производит впечатление в этих деревнях-призраках — отсутствие тропинок к домам и полнейшая тишина. Только ветер шуршит кустами и кукушка надрывается.

— Голландцы, когда пару дней побыли, сказали: если верить кукушкам, мы сто лет тут проживем,— улыбается Лев Николаевич (и Марка, и его жену Екатерину он называет голландцами) и ведет нас к своему дому. Вернее, это бывшая начальная школа: приземистое длинное здание с белесыми от времени кирпичными стенами и перемычками вертикальной кладки над оконными проемами.

Чуть поодаль — вместительный сарай с живностью — козами да курами, под окнами барака — огород с закуской. Есть своя скважина с насосом, так что в доме водопровод. Полное самообеспечение.

Откуда-то из засады навстречу выскакивает жутковатого волкодавистого вида барбос. Но вместо положенного по штатному функционалу рычания охранник издает радостный визг и лезет обниматься, пачкая одежду лапами и вращая со страшной скоростью хвостом. Пса понять можно. Это ж как ему здесь, в глуши, скучно, если сутками напролет вообще ничего не происходит — никто не пройдет, не вторгнется. Козы только неподалеку бродят, но они на алабая, видимо, уже не производят никакого впечатления как элемент надоевшего пейзажа.

— Вот здесь учительская была, а здесь — класс, где я сплю,— хозяин ведет нас по коридору, распахивая двери, в которые врывается солнце. На одной из этажерок в кучку свалена металлическая раритетная мелочевка: ржавые до состояния трухи нательные крестики, бронзовые печати, изъеденные временем патронные гильзы.

— Это я возле барской усадьбы иногда с металлоискателем хожу. Щемит в душе, когда найдешь что-нибудь древнее. Веками здесь люди пахали, молились, в землю ложились. А сейчас всё уже в прошлом, вся жизнь здешняя… Кладов пока не было. Да если где и есть, в крови то золото, ну его к лешему,— Лев Николаевич улыбается и зовет к столу.

Янтарная, как масло, сметана, настоящий даже на вид творог и яйца от своих кур. Мы пробуем, но немного: опасаемся, что наши желудки натуральную «молочку» могут неправильно понять.

Таланты и отсутствие поклонников

— Этот дом я купил лет тридцать назад, когда тут уже никаких школьников не было,— рассказывает хозяин.— Всегда мечтал на склоне лет пожить в средней полосе. Сам-то я с Севера. Окончил факультет физкультуры пединститута. С 1966 года ребятишек-конькобежцев тренировал в спортшколе, потом в ней директором был. Председателем спорткомитета в Архангельске назначили, хотя и беспартийный. И хоккеистов тренировал — команду «Водник», она тогда в первой лиге выступала. В Мурманске довелось поработать, тоже по спортивной линии. Ну и наукой по этой части немного занимался…

За этим «немного», как выяснилось, кроются поразительные научно-методические результаты, которых добился тренер-северянин, а потом — обитатель тульской глуши. В заброшенной деревне под Белевом живет человек, который своим умом, без какой-либо помощи со стороны, разработал методику лечения и предупреждения нарушений биомеханики стопы и ее деформации (всем известное плоскостопие, например). Его работа лежит на стыке ортопедии, физиологии и спортивной медицины. Причем результаты имеются сугубо прикладные: Лев Аксенов — создатель устройства для определения анатомически индивидуальной линии опоры стопы. На него были получены патенты и СССР, и РФ. Устройство аналогов в мире не имеет. Оно позволяет подогнать коньки под конкретные ноги, потому что их двух одинаковых в природе нет. Устройство Аксенова благодаря уникальным конструктивным находкам дает возможность отрегулировать коньки так, что они становятся буквально продолжением стопы и голеностопа.

— Какой мельдоний, какой допинг! Именно в таких мелочах кроется победа. Вот в стопе спортсмена и физиологически подогнанных к ней коньках — те самые доли секунды, которые решают всё в спорте высоких достижений! Да только, кажется, никому это не нужно. Спортивные чиновники — что советские, что нынешние — привыкли импортный инвентарь закупать на сотни миллионов, так проще. И кому-то выгоднее, надо думать,— вздыхает Лев Николаевич.

Кстати, он показал отзыв в интернете на его устройство одного из сегодняшних корифеев промышленности спортинвентаря: «Думаю, что вы на пороге совершенно новой и перспективной индустрии». Специалисты из Российского союза кожевенников и обувщиков заинтересовались адаптивной технологией Аксенова и позвали его на свой съезд в Москву. Пообщался он со спецами, они его выслушали и на землю опустили: «Все очень интересно, но любая инновация — это вложения, а денег нет, как вы знаете».

За спортивную державу Льву Николаевичу обидно. И не только за спортивную.

— Я ведь тут и фермерством, было дело, занимался,— говорит Аксенов, ведя нас по заросшей бывшей главной улице бывшей деревни.— Тогда чуть не с ножом к горлу приставали: берите кредиты, занимайтесь производством на селе. Поверили, занялись, и что толку? Или отдавай за копейки результат адского труда, или сам ешь. Вон трактор ржавый стоит, как памятник остался…

Тетки и печник

Лев Николаевич подводит нас к невзрачному домику, отстоящему от его школы метров на двести. Вокруг — словно следы многомесячных раскопок трудолюбивых археологов: какие-то дренажные канавы и канавки, ямы и приямки, колодец с трубами. Под стеной сложен штабель свежих досок.

— А это дом, который ребята купили. Ну и пахарь этот голландец, я вам скажу,— уважительно качает головой Лев Николаевич.— И жена не отстает. Хотя по виду городские они совсем, интеллигенция, какая в офисах сидит. Но вкалывают с темноты до темноты: и водопровод задумали, и канализацию какую-то особую — вон уже траншею вырыли. Никакой грязной работы не боятся, а ее тут непочатый край. Дом в сыром месте стоит, воду отводить надо сначала. У других бы руки сразу опустились, а эти — упорные, справятся…

— Ну, так традиции: они же у себя в Голландии у моря почти две тысячи квадратных километров отвоевали. А где они сами сейчас?

— В деревне, где вы с трассы съехали. Легко найдете. Марк там печку кладет — две тетки попросили, они из Москвы перебрались, а печка дымит, никакая уже. А голландец прямо не выносит, когда что-то неправильно работает или сломано. Да и отзывчивый…

Простились мы со Львом Николаевичем все в том же овраге, где и встретились. Мимо нас протарахтел трактор «Беларусь» без дверей с двумя мужиками в кабине — первые люди, кроме Аксенова, кого мы увидели в этой глуши.

— Ребята железо, наверное, искали. По окрестностям еще много металла осталось. Когда-то семьсот рублей тонна стоила, валялось все под ногами. Теперь это промысел с хорошей прибылью. А больше тут работы нет. Вот так и живем. Вы еще приезжайте: грибов навалом, земляника полянами — никто не собирает, некому,— с улыбкой широко развел руки единственный местный житель.

Дом, где кладут новую печку, в деревне на трассе мы на самом деле сразу увидели. Здесь это событие, потому что происходит что-либо редко. На завалинках по соседству расселись бабки, чтобы обсудить ход работ. Возле одного из домов на табурете курит мужичок, который ради такого случая нарядился в новый тренировочный костюм.

Голландец «голландку» уже заканчивал и вскоре вышел из дома на улицу, вытирая руки тряпкой. Хозяйки успели похвалиться: печку Марк сложил не простую, а с так называемым двойным дожигом, что изрядно повышает КПД дров. Мы с женой Марка присели на лавочку, а сам он прислонился к дереву, внимательно нас разглядывая. Цепкий ясный взгляд, не без легкой настороженности. Катя выполняла функции переводчика, хотя постепенно начинала произносить больше слов, чем Марк: наверное, все это не раз обсуждалось в интернациональной семье, и женщина уже знала, что думает по тому или иному поводу супруг.

— Марк, а вы кто по специальности, если печки умеете класть?

— Инженер-строитель. Но у нас это многие умеют.

— А как в России оказались?

— Потому что в Китай не пустили,— засмеялся Марк.

— Ну и как вам здесь?

— Все хорошо. Чудесная природа и огромные просторы, у нас такого нет, каждый клочок занят, чтобы приносил пользу. Заброшенные деревни в двадцать первом веке — это печально. Я не знаю, как вам это исправить. У нас в Голландии все деревни — экопарки. Но мы очень долго к этому шли.

— Когда-то Петр Первый так поразился увиденным у вас, что захотел выстроить всю Россию на голландский манер. Как думаете, лучше было бы, если б у него получилось?

— Думаю, правильнее смотреть в будущее. Традиции и корни, конечно, надо сохранять, но прогресс не остановить. А здесь — как бы сказать… Новые дороги с трудом прокладываются. К нашей деревне идет линия электропередачи. Завалился столб. Мы обратились в инстанции, а нам сказали: мы меняем тридцать процентов столбов раз в шесть лет. Так положено. То есть, чтобы в деревню шла надежная линия, надо ждать 18 лет?

— А как вам россияне, туляки?

— В целом хорошие люди попадались, надо только разглядеть в них это. А что колеса с машины украли — так это от непонимания. Наверное, они никогда не думали: «А что я могу сделать сам, своими руками для общего блага? Без того, чтобы воровать?»

Если жить только для себя, мир придет в запустение. А он не такой огромный, как мы думаем. Моя жена работает в интернете, сидя в заброшенной деревне в Тульской области. Она ведет медицинский портал. И общается со всем миром. Это только кажется, что планета бескрайняя. Мы все в одной небольшой лодке…

Нас достали комары во время беседы. А Марку, кажется, кровососы вреда не наносили, хотя он был в футболке с коротким рукавом. Еще немного, и совсем «обелёвится» голландец…

P. S. Название деревни автор не указал намеренно. Думается, не стоит праздным любопытством мешать этим людям, искавшим уединения, приводить в порядок небольшой кусочек мира вокруг себя.

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости